Первый больной с тяжелой бронхиальной астмой

Моя настойчивость принесла свои результаты! Я написал письмо первому секретарю горкома партии и он пригласил меня к себе на прием. После непродолжительной беседы, он сказал, что мой вопрос будет решен положительно и это не смотря на то, что главный врач сказал: « У нас сто лет не было психотерапевта и еще пятьдесят лет обойдемся!» И так ставка врача-психотерапевта была «выбита», но нормального кабинета для проведения психотерапии мне ни кто выделять не собирался. Главный врач предложил заброшенное в ужасном состоянии помещение и сказал, если я его приведу в порядок, то это будет мой кабинет и никто больше меня там работать не будет. В городе я уже пользовался авторитетом среди больных и когда я бросил клич о помощи, многие пришли помочь в ремонте, одни - доставали стройматериалы, другие - краску, третьи - помогали непосредственно в ремонтных работах. Примерно через два месяца был создан приличный кабинет психотерапии, после чего главный врач поставил меня в известность, что кроме меня там будет принимать еще и врач-невропатолог. И тут я вспомнил, как один раз он меня останавливал и расспрашивал о том, как идут строительные работы. Я пытался отстаивать свое право на этот кабинет, но все было бесполезно.

Тем не менее все же кабинет был создан и я работал в гораздо лучших условиях, но конечно уже не с тем настроением, каждый день мне приходилось этого невропатолога, но и это не все, мне ставили в вину, наличие ко мне очереди на лечение до двух лет и периодически делали проверки как я работаю. Меня же конечно возмущало, то что не проверяли врачей к которым вообще никто не хотел идти лечится и их кабинеты во время приема были пусты. Таким образом во круг меня складывалась не очень благоприятная обстановка, но работать надо было и я работал.

В этот сложный для меня период приехал больной парень 22 лет из Башкирии из города Салават Юлаев в сопровождении матери. Это был очень тяжелый больной. А история его приезда такова: этот молодой человек остался единственным у матери. Старший сын умер от суицида в следствии неразделенной любви. Младший же сын болен тяжелой формой бронхиальной астмы много лет и находился на второй группе инвалидности по этому заболеванию. Его мама возила на консультацию в Москву в какой-то институт пульмонологии, как она мне объясняла более высокого и важного лечебного учереждения по пульмонологии в союзе не было. В этом учреждении ей открытым текстом было сказано: «Ваш сын нежилец, можете ехать домой, мы вам помочь не можем». Женщина в отчаянье написала статью в газету: «Сельская жизнь» в которой умоляла, что если кто знает где могут вылечить сына, то сообщили ей об этом. Один из моих бывших больных проживающий в городе Очаков случайно прочитал газету и так как был человеком отзывчивым и сам долго меня искал, написал письмо, в котором сообщил, что есть такой доктор и дал мой адрес.

Я не мог представить, что больной может доехать в таком тяжелом состоянии. Мать рассказывала, что по дороге (они ехали поездом) приходилось два раза вызывать скорую, что бы снимать приступы астмы. Когда я его осмотрел, то немного испугался, смогу ли ему помочь? Но делать было нечего люди приехали 1,5 тысячи километров и надо было сделать все возможное, чтобы спасти человека.

Вначале лечение пошло хорошо, приступы астмы становились реже и слабее (при этом надо отметить, что в то время, а это был май, шли постоянные дожди, что крайне неблагоприятно для астматиков). Молодой человек еще в дополнение ко всему находился на гормонах (принимал по две таблетки преднизолона). Добившись хороших результатов, я предложил больному понемногу уменьшать дозы преднизолона. Больной же почувствовав себя хорошо решил, что можно снижать гормоны гораздо быстрее и как результат, возникло резкое ухудшение самочувствия (приступы стали вновь тяжелыми и частыми). Теперь приступы возникали не только днем , но ночью по нескольку раз в сутки. Я проводил сеансы утром, в обед и вечером , а также ночью по телефону. И это при том, что кроме этого больного я в день принимал по 50-70 больных.

Пришлось пригласить на консультацию врача кардиолога. Осмотрев больного заведующий кардиологическим отделением сказал, что я зря взялся за лечение этого больного т.к. он «нежилец», объяснил это тем, что кроме астмы у больного недостаточность кровообращения в малом круге и отек легких. Учитывая тяжелое состояние больного я попросил коллегу хотя бы на три дня госпитализировать больного, чтобы в случае ночного приступа медсестра могла вовремя сделать соответствующую инъекцию лекарства, но мне было отказано. На вопрос, почему он не хочет взять больного он ответил, что ему не нужна лишняя смертность в отделении.

И так я и мой больной остались в отчаянном положении, кроме этого мой пациент решил, что он и на самом деле умирает, и сообщил об этом матери. Мать со слезами на глазах сообщила мне об этом. Когда больной пришел на очередной сеанс я ему сказал, что если он собрался умирать, то он перепутал кабинеты и что его место в кабинете паталогоанатома, но если он все же собирается жить, то я готов ему помочь, но при одном условии, что он забудет о смерти и тем более перестанет об этом говорить. Больной принял решение жить, но одного этого желания было мало.

В один из дней у больного развился тяжелый приступ астмы, который я не мог ни чем снять, все мои усилия были безрезультатны, я был в крайней степени отчаяния, я не мог допустить смерти больного. И в этот момент внезапно пришло озарение. Я сказал медсестре, чтобы она набрала в шприц для внутривенного вливания глюкозу. Больного же спросил, делали ли ему эуфиллин внутривенно, на что он ответил положительно и что он ему хорошо помогал при снятии приступов. Тогда я ему сказал, что сейчас медсестра ему будет делать эуфиллин и все будет хорошо, что приступ обязательно прекратится. В момент введения глюкозы я все время разговаривал с больным и говорил, что он будет чувствовать во время инъекции, я описывал, как будет действовать лекарство и как хорошо ему будет дышать. Постепенно страх смерти стал уходить и через некоторое время больной задышал легко и полной грудью. После этого момента наступил перелом в лечении . На все сеансы больной реагировал хорошо, через некоторое время прекратились приступы и мне удалось полностью снять больного с гормонов. Весь курс лечения состоял из 40 сеансов. Это были незабываемые дни наполненные сильным нервным напряжением, тревогой за больного. Мне кажется, что этот больной забрал у меня не менее 10 лет жизни. Второго такого больного я уже не вынесу. И самое неприятное состояло в том, что больной не только избавился от астмы, но как полагается у настоящих мужиков стал выпивать ( об этом мне позже написала его мать.).